— Сёма-хват может, нах. Я ща пну носатых-ять, до него слетают-врот!
— Давай. И запускаем гоблинов, пусть мусор уносят.
Не знаю, куда они это все денут. На растопку или компост сделают. Главное — территорию зачистить и дождаться ремонтную бригаду. Думаю, они косметически все дыры залатают еще до того, как я с барахолки вернусь.
— Придурки-ять! Я — директор-нах!
На груду мусора взобрался невысокий зеленый коротышка, успев нацепить на грязную шею сразу два жеваных галстука. Увидев обновку, остальная толпа загомонила и рванула играть в «царя горы». Проводив взглядом покатившуюся кучу-малу, поставил себе зарубочку на будущее. Меня не просто подставили. Меня еще цинично ограбили и насрали в душу. А срать столь нагло в Кемерово можно было только моим соседям — оркам. И тем, кто забыл это правило, придется напомнить. Как я умею.
* * *
Даже на моей памяти Шахтерку власти пытались разогнать пару раз. Огромный блошиный рынок, на который стекались местные кадры с юга Рудничного района. Вообще-то, северная часть города считалась приличной. Тот же проспект Шахтеров или Инициативная улица. Люди живут, общаги крупных добывающих концернов мелкой россыпью среди простых панельных пятиэтажек и частного сектора. Но вот все в треугольнике между этими оживленными автострадами и рекой — не зря называлось Нахаловкой. Крупный лесной массив с ниткой газопровода, огромная промзона сбоку от Соснового Бора. И тысячи одноэтажных деревянных домов, стоящих вдоль сотен улочек. Частные участки, теплички, облупившиеся заборы. Наткнешься на двухэтажное здание — это или школа, или ангар по сбору цветных металлов. Даже милицейские участки или магазинчики напоминали кирпичные бараки — вытянутые, приземистые, с массивными железными дверьми и яркими лампами, забранными в стальную сетку. Кстати, в самой Нахаловке фонарей не было. Там и дороги не везде успели заасфальтировать. Где-то лежали присыпанные щебнем бетонные плиты. Где-то просто тянулась грунтовка, по которой бегали озабоченные барбосы с репьями на хвостах и каталась на велосипедах чумазая ребятня.
В отличие от «приличных районов» на юге Рудничного обыватели открытым расизмом не страдали. Если ругались, тогда да, вспоминали всю клыкасто-мордастую родню до седьмого колена. Но обычно в спину не плевались «снага пошел». Потому что здесь орков и прочих нелюдей как бы не половина. Ляпнешь что-то сдуру, потом будешь зубы веником в кучку сметать. Не у каждого ведьмы в друзьях есть, чтобы заступиться.
Вот так и повелось. Карьеры и многочисленные предприятия нуждались в дешевой рабочей силе. Кто поумнее и с правильной родословной — поднимался до уровня мастеров, отдавал детей учиться в училища или институты. Нишу «таскай отсюда, бросай туда» заняли более сильные ребята с кожей различных зеленых и серых оттенков. Кто хотел выбраться из нищеты и неустроенности — перебирался южнее или хотя бы в квартиры многочисленных «человейников». На их место приезжали бывшие крестьяне с округи и подтягивались орки и кхазады. Это все перемешивалось с алкоголиками и тунеядцами, разбавлялось пенсионерами и упрямцами, не желавшими бросать доставшийся в наследство дом с участком. Так и образовалась Нахаловка, гордо именуемая в официальных документах Железный тупик. В честь проброшенных железнодорожных путей до лесозавода, кладбища автомобильной техники и кучи разборок, на которых добывали еще живые детали и пытались их впарить любому желающему. Кстати, наверняка обормоты грузовик там и подшаманивают: максимально дешево, при помощи кувалды и ржавого железа из ближайшей мусорной кучи.
Кстати, рельсы тянулись не только вдоль Красноводской улицы. Еще трамвайчик бегал от конечной рядом с теплостанцией, насквозь через всю Нахаловку и дальше по проспекту Шахтеров. Любимый транспорт местных старушек. В субботу утром в вагончик было не забиться — все заставлено сумками, кошелками, мешками с корнеплодами и прочей продукцией с огородиков. Народ целенаправленно пилил до другой конечной, на угол Черноморской улицы. Там на месте бывшего пустыря каждые выходные торговал огромный сельхозрынок, куда со всей округи стекались коробейники. Вроде поначалу снага и прочая шпана ходили стенка на стенку, выясняя «с какого ты района». Но потом на лакомый кусок наложили лапу Коммунальщики, крышевавшие северную округу. Подключили знакомых из Формации, те прислали киборгов для усиления и все закончилось серьезным побоищем. Вмешались власти, раздали люлей всем и каждому, одновременно выделив деньги на благоустройство территории. Теперь среди бесконечных рядов одновременно гуляют патрули местного участка милиции и боевики Коммуны. Раскланиваются, семечки вместе на перекрестках лузгают. Собранные деньги за торговое место делят на три части. Одна — в бюджет. Вторая — братве. Третья — милиции. И все довольны. Особенно наши бабки. Потому что на местных точках столько выращенного не продать. А вот северные микрорайоны сгребают все, да еще обычно на выходных утром грузовики от опричнины приходят. У «людей государевых» с деньгами хорошо, с грядками не очень. Угольный карьер — штука такая. Кокс и прочее горючее в ассортименте. А огурчики-помидорчики из теплиц на всех не хватает. Вот и закупаются по округе.
Но мне на Черноморку не надо. Мне поближе к Рудничному бору, к Дворцу Культуры Шахтеров. Там, где сегодня блошиный рынок в парке привольно раскинулся. Где я хочу себе прикупить новое имущество взамен уничтоженного при обыске. Дождался, когда гоблины сбегают до местного шабашника, поставил Сёме-хвату задачи: все дырки смолой и герметиком замазать, полы в бурый цвет подкрасить, стены в белый. Краска стандартная, без особых изысков. Чтобы за пару часов просохла. И без запаха ацетона, эту дрянь пусть другие нюхают. Сторговались на две сотни и еще семьдесят пять за материалы. Я расплатился и отловил мелькнувшую мимо зеленую рожу:
— Наваха, поехали. Как раз успеем, пока парни ремонтом будут заниматься.
— Парни-нах! — заржал довольный снага, дожевывая кусок мяса. Как бы и не остатки из валявшейся кастрюли добыл. Хотя, мне не жалко. Точнее — ему не жалко. А вот с тех, кто этот бардак организовал, я отдельно спрошу.
— Когда Сёма сменит пол, я его назову девушкой… Поехали, вечер уже на носу.
Забравшись в кабину на пассажирское место, покрутил ручкой, опуская стекло:
— Эй, народ! Вы же все вытащили уже. Подработать больше никто не хочет? Кровать в кузов погрузить-разгрузить, табуреты и все такое потаскать? По деньге дам, кто стараться станет.
Остатки банды гоблинов засуетились:
— Эй, Найденыч-нах! Деньга мало-ять! Тяжело, тебя-врот!
— Ну, как хотите. На Шахтерке желающих подработать много, там найму.
В итоге договорились, что я жбан пива ставлю банде Навахи и еще один жбан этим наглым вымогателям. И по деньге на нос.
* * *
Если на перекрестке стать лицом к реке, то барахолку сразу и не заметишь. Можно сказать — замаскировалась. По крохотной площади тянутся трамвайные рельсы, рядом приткнулась автобусная остановка. Бетонное панно с двух сторон аллеи с фотографиями трудовых коллективов. Справа крупными буквами «SLAVA KEMEROVO» и чуть ниже «SLAVA SHAHTERAM». Ниже зеленой краской с закосом под готику намалевано «HICH — SUKA». Это явно кто-то из залетных отметился. Суббота, пятое июня. Охрану за мазню в понедельник взгреют, они в ответ попрыгают на загривках шпаны, кто с Шахтерки кормится. Те быстро найдут, кто это Хича не любит. Накостыляют и ему, и его недоброжелателям, заставив надпись закрасить.
Правила на барахолке предельно просты. За место ты не платишь, но и не гадишь, где товар разложил. На аллее, которая к дому культуры идет, коробейничать нельзя. Там палатки с напитками, закусками и переносные стойки для подзарядки телефонов. Очень популярная услуга, на самом деле. Народ сидит обычно в парке вокруг целый день, где еще розетку найдешь. Зато огромные парковые просторы справа и слева — это отдано на выходных коробейникам. Самые хитровыкрученные дальше в Сосновый бор уходят. Наркота, артефакторные штуки и остальное, за что запросто можно срок на месте схлопотать. В общей толпе с этим не мелькают. Сюда и милиция часто заходит подешевле чего прикупить. Зачем людей расстраивать, внаглую криминалом заниматься.